Так в здешнем мире эпидемии и без того гуляют тут и там, как сквозняки в обветшавшем доме. Люди — мрут, империи — выживают.
Да и проклятий за свои деяния османы успели получить немало. И ничего, живут. Кудесники востока недаром считаются самыми сильными в мире. И служат они как раз султану, а не его врагам. Европа своих чародеев успела зажарить на кострах, на Руси же колдунов просто не жалуют.
— Мыслишь? — усмехнулся Лютобор. — Мысли, мысли — деяние зело полезное…
Колдун допил вино, отодвинул пиалу, развернулся и склонился над котелком, в котором с шипением и бульканьем погружался в горячую воду совсем уже небольшой снежный комок. Хозяин пещеры с недовольным кряхтением распрямился, повел плечами и двинулся вдоль стены. Сорвав с пересохших веников по несколько листочков, он прихватил половник, вернулся к очагу, бросил травку в воду, стал ее помешивать.
— Империя не человек, — поморщился Андрей. — Одним выстрелом, пусть даже и точным, ее не убьешь. Только силой ломать нужно. Силой на силу.
— То есть лбом в ворота? — вздохнул волхв. — Иного помыслить не получается? А ты не спеши, сам пораскинь возможностями, с людьми мудрыми посоветуйся, разузнай о вороге нашем сколько сможешь, когда в Османию свою хваленую поедешь.
— Когда я в нее еще поеду? — покачал головой Зверев. — Ныне это совершенно не с руки. Батюшка мой здешний, боярин Василий Ярославич, в порубежье прошлым летом погиб, матушка в монастырь с горя собралась, мор по стране прошел, с подворьями в Москве и Луках разброд…
— Я тебя чему учил, бестолочь?!! — От неожиданного удара половником в лоб у Андрея из глаз посыпались искры. — Я почто столько сил на тебя угробил?! Я для чего тебе мудрость свою передавал?!
После третьего удара ковш половника раскололся пополам. Лютобор кинул его в пламя и побежал вдоль ниш и полок, разыскивая другой. Зверев, опешивший от неожиданного нападения и от гнева своего учителя, отбежал на лестницу, с нижних ступеней спросил:
— Ты чего, дед? Озверел совсем?
— Я озверел?! — Волхв остановился и повернулся к нему. — Нечто это я тупостью безмерной тут красуюсь?! Я чему тебя учил столько лет, пень стоеросовый?! А ну, сказывай, как через зеркало Велеса в будущее глядеть незнаемое?
— Свечу из жира мертвого поставить надобно… — неуверенно ответил Андрей.
— Отчего из мертвого?
— Потому как свеча из живого жира лишь судьбу человека своего показывать способна. Того, из которого… — Князь наконец начал прозревать по поводу размеров своей глупости.
Что он знал о гибели отца? Только то, что тот не вернулся, а на месте последней его схватки возле реки Кшени спустя неделю нашли кровавые следы да обглоданные дикими зверьми человеческие кости. И он, вместо того, чтобы найти старые отцовские вещи со следами пота и жира, вытопить их, сделать свечу и глянуть в будущее — вместо этого он помчался на край света, чтобы предаться празднику мести.
Волхв прав: он воистину дикий необразованный идиот!
— Не спеши, — наблюдая за мимикой ученика, снизошел чародей. — Не беги свечи делать. Глянул я уже, как от просительниц о беде твоей услышал. Жив отец твой, здоров ныне. В полон взят степняками с тремя холопами. Один холоп, ведаю, от раны тяжелой сгинул. Остальные же и поныне целы.
— Жив? — В голове князя все мгновенно перемешалось.
Если отец жив — отчего за него татары до сих пор выкупа не просят? Хотя, да, конечно! По обычаю ратных пленников казна выкупает, родичей искать татарам ни к чему. Отчего до сих пор не выкупили? На Петров день по традиции русские с татарами пленными меняются. Странно… Но про то только в Москве узнать можно. И матушка, матушка в неведении!
— Вижу, в беспамятстве ты нонеча, — наконец разыскал среди горшков и коробок другую ложку колдун. — Говорить с тобой об ином чем бесполезно. Беги, чадо. Путь твой мне известен, совесть же к деяниям потребным направит. Ступай.
— Лютобор… — Андрей сбежал по ступеням, крепко обнял старика: — Лютобор…
Нужные слова почему-то никак не шли в голову.
— Да понял я все, чадо, понял, — голос колдуна дрогнул и потеплел. — Как душа успокоится, сам придешь. Ныне же поспешай.
На пути домой князь Сакульский гнал скакуна во весь опор и влетел в ворота на совершенно взмыленном коне, из-под упряжи которого падала на снег крупными комками чуть розоватая, едко пахнущая пена.
— Матушка где? — крикнул он подворнику, бросая ему поводья.
— В храм ушла, на литургию. Службу отстоять, причаститься, — степенно ответил смерд. — Эк загнали вороного-то… Выхаживать надобно, как бы не запарился.
— Ну так выхаживай, я же тебя поить его не заставляю! — притопнул Зверев. С одной стороны, ему хотелось мчаться с благой вестью со всех ног, с другой — церковь не то место, где можно бегать, обниматься и радоваться. Тем более во время службы.
— Баню топят, княже, — сообщил ему подворник, уводя скакуна обратно за ворота. — Как ты и повелел.
— Баня — это хорошо, — пробормотал Андрей.
Как ни спешил князь ринуться на выручку, он отлично понимал, что сегодня сорваться с места не получится. В дорогу надо припасы собрать, и лошади после дальнего перехода еще не отдохнули. Холопы наверняка в церковь пошли, исповедаться за минувшие недели и причаститься — ему, нехристю, не чета. Вернутся незадолго до сумерек — а на ночь глядя с места опять же не снимешься. И сколько он тут ножкой ни стучи, как ни торопись — размеренную нынешнюю жизнь ему на ускоренные обороты не разогнать. Какой смысл здешним обитателям минуты или даже часы считать и экономить, коли путь отсюда до стольного града Москвы — две недели с поспешанием? Тут даже целый день потерянный ничего в делах не изменит. Из столицы до османских земель — пути еще месяц, не менее. А коли задержки случатся… С задержками — так и вовсе только по весне он до Крыма доберется. Гони не гони, все равно терпением нужно запасаться по самые-самые гланды.