— Вы кто такие? И как посмели осквернять землю премудрого и досточтимого Барас-Ахмет-пашы, милостью султана Сулеймана Великолепного наместника Крыма и всех окрестных земель?! — Старший из янычар внешне никак не выделялся среди прочих.
— Вот, смотри, тут печать хана Девлет-Гирея и его подпись. — Андрей слегка развернул свиток с именами пленников, демонстрируя нижнюю часть. — А вот это подорожная от государя Иоанна Грозного. — Царь еще не обрел этого гордого титула, но Зверев решил, что солидное прозвище христианскому имени не повредит. — Я прибыл к наместнику султана, дабы обговорить выкуп, что будет выплачен за русский полон.
Воин ничего не ответил, даже грамоты смотреть не стал, но отвернул обратно к крепости. Прочие янычары сняли окружение и помчались следом.
— Что теперь будет, княже? — тихо спросил Полель. — У нас и сабель-то ни одной не осталось.
— Долг свой исполнять будем, — вздохнул Андрей. — Вы — ждать. Я — торговаться. Господь беды не попустит. За его рабов стараемся.
Чуть ли не впервые в жизни Андрей Зверев ощутил, что иной защиты, кроме веры в Божью помощь, у него нет. И даже искренне пожалел, что так и не отстоял службы ни в одном из встреченных храмов. Не исповедался, не причастился. Защитит ли Бог православных такого блудного помощника? На богов исконно русских, языческих в столь дальних краях надежды никакой.
Он стянул с себя рубаху, сбежал к ручью, ополоснул лицо, торс, помыл руки.
— Тут щелоку немного осталось, — спустился следом Никита. Догадался, что хозяину требуется.
— Молодец, спасибо, — похвалил холопа Зверев, намылил голову, выдернул нож.
— Дозволь я, Андрей Васильевич. Тебе же несподручно… — Никита быстрыми уверенными движениями обрил князю голову, помог смыть пену, протянул чистую рубаху.
— Ты меня прямо как на эшафот провожаешь, — усмехнулся Андрей.
— Кто их, басурман, разберет, что там у них на уме? То на лошадях ездить честному люду запретят, то шею берестой заставят обматывать, то лицо кипятком жгут… Вроде им самим хочется серебра заполучить, да токмо чем кончится? Бог в помощь, княже… — Холоп перекрестил Зверева и отступил в сторону, сматывая рубаху в бесформенный куль.
— За два дня не вернусь — уезжайте, — приказал князь Сакульский, принял поданную ферязь, опоясался, посадил тафью на обычное место и стал подниматься по тропинке.
До Кучук-Мускомского исара от ручья было примерно три версты — два часа ходу. Вполне достаточно времени, чтобы немного успокоиться и обдумать свои аргументы. Достаточно и для того, чтобы к встрече подготовился владелец крепости.
Резиденция наместника Крыма удивила князя удивительной и оригинальной системой обороны. Еще за две сотни шагов от воротной башни пришельца встретила стена высотой в два человеческих роста. На первый взгляд, она не защищала ничего — за ней начинался обрыв в глубокую расселину. Но впечатление было обманчивым. По ровному каменному полю, на котором из редких трещин росла только трава, по полю, не имеющему никаких укрытий, нападающим пришлось бы идти к исару под стрелами защитников, сидящих на этом укреплении. Не так приятно штурмовать крепость, когда тебе в спину постоянно кто-то мечет дротики и стрелы. В то же время захват этой стены нападающим не дал бы ровным счетом ничего. Она открывала путь в пропасть, упиралась в глухую кладку башни и была открыта обстрелу из цитадели.
Сам Кучук-Мускомский исар представлял собой всего две башни. Правда, мощные — с четырехэтажный дом высотой и десять шагов в диаметре. Стена, их соединявшая, вытягивалась примерно до третьего этажа, а длину имела от силы тридцать шагов. Что творилось по ту сторону укрепления — оставалось только гадать.
По стене прохаживалась стража с копьями, украшенными разноцветными флажками. Нарядными, веселыми. Предназначенными для того, чтобы впитывать кровь — дабы она не стекала по древку, делая его скользким.
Из крепости доносился щекочущий ноздри аромат кофе. Черного, крепкого… Или, может быть, там жгли что-то сильно смолистое?
Вход в крепость находился под левой башней, на высоте чуть выше подбородка. К воротам вел пологий помост, завершавшийся, естественно, подъемным мостом. Сейчас он был опущен, но окованные железом створки оставались сомкнутыми. Зверев чуть отступил, отвел ногу, но вовремя спохватился, что пинки ногами басурмане могут воспринять как оскорбление, и постучал кулаком:
— Посланник к досточтимому Барас-Ахмет-паше от великого русского государя! Отворите, я прибыл от русского царя к османскому наместнику!
Ворота молчали. Стража на стене прогуливалась, словно ничего не слыша. Только две вороны, спикировав на зубец надвратной башни, насмешливо закаркали. Князь постучал еще, потом отступил. Похоже, его, по восточному обычаю, решили немного промариновать в ожидании. Дабы проникся величием паши и его правом пренебрегать временем подобных просителей. Что тут поделаешь? Придется ждать. Если повезет — гонец куда-либо отправится или к наместнику прибудет. Тогда, глядишь, удастся проскочить вместе с ним.
Когда солнце подобралось почти к самому зениту, ворота вдруг застучали, громыхнули, затем одна из створок медленно-медленно поползла наружу. Вслед за ней на мост ступил молодой янычар в пышных золотистых шароварах, с синим кушаком, в зеленой рубахе… В общем, попугай попугаем, хоть и с ятаганом.
— Досточтимый Барас-Ахмет-паша готов тебя увидеть. — Разумеется, до поклона осман не снизошел. Всего лишь посторонился, и все.