Удар змеи - Страница 69

Ветер был не то чтобы попутный — но вниз по течению, петляя от берега к берегу по широкой водной глади, идти позволял. Три дня — и они неспешно пробрались к Ачи-Кале. От крепости к ушкую тут же помчалась лодка с десятком гребцов, осман с наброшенной на голову белой тряпкой запросил два алтына за проход в воды империи. Андрей показал царскую подорожную — мытарь простил два алтына за право проплыть, но потребовал те же два за право торговли. Подорожная-то была купеческая. Пришлось раскошеливаться.

Вырвавшись в Черное море, ушкуй накренился от бокового ветра и пошел широкими галсами. Медленно — зато грести не нужно. Рыжий капитан ближе к вечеру отворачивал в море, а темной ночью медленно пробивался против ветра в сторону далекого берега. И на третий день ухитрился попасть почти к самой Балаклаве — даже Андрей узнал башни Чембало на высоко вздыбленном берегу.

— В бухту не заходи, — предупредил князь, — двигай вдоль берега. Мне нужен Кучук-Мускомский исар. Под ним у скалы должен быть причал.

— Большой? Коли на пару ладей — с моря среди волн можно и не разглядеть.

— Разглядим, — растирая виски, пообещал Зверев. — Верст пять от бухты, крепость на скалах. Трудно, мыслю, не заметить.

Тут он немного погорячился. Серая каменная кладка сливалась с унылыми скалами в единое целое, а закрывающая половину двора и часть внутренних стен виноградная лоза разрывала строгий силуэт крепости на неровные части. Если бы не алый стяг со звездой и полумесяцем, под лучами солнца ярко горящий на фоне неба, ушкуй легко бы проскочил мимо.

— Под него правь, — указал князь. — Только аккуратнее. Камни вокруг. Мало ли что там под водой…

Но скалы, отвесно возвышавшиеся высоко над волнами, похоже, так же круто уходили в глубину. Даже морская вода оставалась почти черной и непроглядной, пока путники не приблизились до десятка сажен. Только теперь стало видно и то, как удачно расположился причал здешнего исара. Оказалось, что начинающаяся далеко вверху расселина у моря образовывала небольшую бухточку с полсотни шагов длиной и десяти шириной. Порта не построить — но пара средних суденышек с легкостью могли тут спрятаться от непогоды. Сейчас здесь мерно покачивалась, протирая бока об осиновые отбойники, скромная одномачтовая шестивесельная фелука. Ушкуй превосходил ее размерами раза в полтора.

Охранявший причал, гладко бритый осман в высокой остроконечной шапочке и белой плиссированной пачке ниже колен при виде гостей заметался, поднял откуда-то копье, грозно закричал.

— Посол русского государя к досточтимому Барас-Ахмет-паше! — Зверев вскинул над головой подорожную грамоту и список назначенных к выкупу служивых людей. Тихо добавил для тезки: — Ты причаливай, причаливай.

— Я тебе дам — причаливай! — перешел на нормальный русский язык янычар. — Наколю!

— Мой лучший друг досточтимый Барас-Ахмет-паша, наместник Крыма милостью всемудрого султана Сулеймана Великолепного, тебя самого тогда на кол посадит! — пообещал Зверев и перебрался из ушкуя на фелуку, из фелуки на причал, развернул свиток и ткнул пальцем в подпись и печать наместника: — Руку узнаешь? Не веришь — беги, доложи. Тебе все объяснят.

— Ага! Я уйду, а вы лодку угоните. Тогда меня точно на кол посадят.

— Тогда сторожи, — пожал плечами Зверев и повернулся к лодке: — Андрей, ферязь мою передай и свой кафтан нарядный с серебряной вышивкой надень. Мефодий, в мешке подарок для наместника лежит, броня вороненая. Давай ее сюда…

— А ну, плывите отсюда! — уже не так уверенно потребовал янычар.

Князь, не обращая на него внимания, развязал мешок, достал тройной бахтерец с черными пластинами на груди, развернул, встряхнул:

— Вроде все в порядке… О господи, бедная моя голова… Что скажешь, боец, достойный дар для моего друга?

На этот раз стражник промолчал. Но копье — поднял.

— Андрей, возьми грамоты. Ты их понесешь, а я броню. Да не бойся ты, боец. Замолвлю за тебя словечко, еще и награду получишь.

— Воины султана не боятся ничего в подлунном мире, — недовольно ответил янычар.

— Тебе что, даже свистка никакого не оставили, о гостях предупреждать? — удивился Андрей. — Надо будет и о сем другу своему сказать…

Он шагнул мимо охранника и стал забираться по узенькой, в полторы ступни, тропке, ведущей от камня к камню, мимо широких трещин и выпирающих над пропастью карнизов, поворачивающей в самых неожиданных местах и далеко огибающей на первый взгляд вполне безопасные уступы. Князь не спешил, мысли его были направлены на то, чтобы внушить побратиму предчувствие большой радости, и он опасался, отвлекшись, сделать неверный шаг. Да и приходить в гости запыхавшимся, как после гонки, тоже не следовало.

— Уму непостижимо! Неужели Барас-Ахмет-паша по этой тропе к причалу самолично ходит? И вверх, и вниз каждый раз, как в Балаклаву прокатиться захочется?

— Мы идем к татарскому паше? — поинтересовался Андрейка. — Он живет здесь? Почему ты назвал его другом? Ведь мы с татарами воюем! Они наших людей в рабство угоняют.

— А мы выкупаем, — перевел дух Зверев, потер виски. — Еще два-три месяца такой жизни, и моя башка сварится в крутое яйцо. Понимаешь, парень, чтобы добиться нужного результата, врагу лучше всего отрубить голову. Но если не отрубил, то ему приходится улыбаться, дарить подарки и называть его своим другом. Хотя бы ради тех, кто попался в его грязные лапы. Врать, изворачиваться, унижаться… Поганое ремесло дипломата. Ты вот что, Андрей. Как в крепость попадем, ты там лучше молчи. Просто молчи. Можно говорить «спасибо», «пожалуйста» и «очень рад». «Как хорошо» можешь сказать. Но ни в коем случае не то, что думаешь, понял? А лучше вовсе молчи.