Удар змеи - Страница 7

— Извини, Пахом, матушка меня ждет. Не просто так, мыслю, звала. Посему не обессудь, но тебя здесь оставлю.

— Мне бы отлежаться маненько, княже, — вполне уже внятно ответил холоп. — Я нагоню.

— Ни к чему это, дядька. Отдохни, попарься, прогрейся. Думаю, это от холода тебя прохватило. Поторопишься, не долечишься — опять прострелит.

— Я твоему батюшке обещал… — попытался подняться на локте Пахом и тут же скривился от боли.

— И я обещал, — перебил его Андрей. — Обещал отцу подворье наше и стену в исправности держать. Ныне же вижу, ворота болтаются, добро в башне без пригляда и замка, дом выморожен, ровно лес в крещенские морозы. А чего в погребах и клетях творится, так и вовсе не знаю. С Тихона проку нет. Он тут матушкой лишь для виду поставлен. Оттого, что дома в хозяйстве от него пользы никакой. Посему слушай, Пахом, мой наказ. Остаешься здесь за старшего. Времени тебе отвожу месяц. Проверь все от погреба до конька. Что надобно — поправь; что потребно — купи. Шатер еще хорошо бы над башней от дождя и снега сделать. Оставляю тебе половину холопов в помощь. Серебра вот на расходы возьми. И не спорь! — повысил князь голос, заметив, что дядька собрался что-то сказать. — Пару дней в тепле полежи, мазаться не забывай. Потом делом займешься. Как управишься, матушке в усадьбе доложись, пусть приказчика справного назначит. А уж потом и за мной не торопясь трогайся. Мыслю, я уж в княжество к тому времени поверну. Понял меня? Тогда до встречи, дядька. Выздоравливай.

Андрей похлопал холопа по ладони и вышел, прикидывая, кого из дворни лучше оставить, кого взять с собой.

— Молодые ремонтом пусть займутся, — решил он. — Таскать да рубить у них веселее получится. — И, выходя во двор, скомандовал: — Боголюб, Никита, Мефодий, Воян, Полель — со мной. Остальные при Пахоме остаются. Никита, заводных всех заберите, нечего им тут сено изводить, но оружие оставшихся выложите, пусть при них будет. Мало ли что… Все, седлайте! И так полдня потеряли. Обедать будем дома.

От Великих Лук до усадьбы Лисьиных было всего полтора десятка верст. Полный день езды с телегами, коли поспешать, либо немногим меньше дня просто верхом, или полдня — широкой рысью. Андрей одолел весь путь на рысях — лошадей можно было не беречь, все равно в усадьбе отдохнут. А потому он стремительно промчался по льду извилистого Удрая, свернул с него на узкую Окницу и еще засветло выскочил с нее на берег уже перед самой усадьбой, поднявшей свои стены на невысоком, от силы в два роста, холме с обледеневшими склонами. Холопы не поленились, залили подступы на совесть — отливающая зеленью корка была не меньше ладони в толщину.

Влетать во двор верхом князь не стал, вежливо спешился перед распахнутыми воротами, перекрестился на надвратную икону… И напрасно: боярыня Ольга Юрьевна, материнским сердцем ощутив возвращение сына, выскочила из дома, сбежала со ступеней и торопливо пошла через двор, накинув поверх серого платья с коричневой юбкой один лишь белый пуховый платок.

— Что ты делаешь, матушка! Замерзнешь! — Зверев кинулся навстречу, снимая налатник, положил ей на плечи. Боярыня, словно не заметив, крепко прижалась к груди сына:

— Родненький мой… Приехал…

Андрея удивило, сколь хрупкой и невысокой оказалась эта женщина. В налатнике она просто утонула, хоть вдвое заворачивай. А ведь еще прошлым летом казалась сильной и уверенной в себе. Плечи развернуты, голова гордо вскинута. Помещица, чай, не подступись. И хоть испугалась сильно, когда его раненым привезли — хрупкой и маленькой все равно не стала.

— Матушка моя, — поверх налатника обнял он Ольгу Юрьевну. — Как я по тебе соскучился! Идем в дом, идем. Снег на улице, а ты в одних тапках!

Чуть не насильно он увлек матушку за собой, провел в дом. Здесь уже началась суета: дворня бегала, таская из кухни, из погребов в трапезную угощения, толстая девка понесла наверх стопку чистого белья, служки зажигали в коридорах светильники. Пахнуло жарким.

— Ты, видать, устал с дороги, сынок, — виновато произнесла боярыня. — А баня уж два дня не топлена, промерзла. Кабы знать…

— Ничего, матушка, — снова обнял женщину Зверев. — Я с тобой с радостью посижу, пока греется. Куда ныне спешить-то? Добрались. Ты о себе лучше сказывай. Как живешь, как здоровье, в чем помочь надобно?

— Ладно все, Андрюша. — Боярыня пошла рядом, не сводя с него глаз и поглаживая ладонью по волосам. — На здоровье жаловаться грех. Урожай ныне хороший, недоимок, почитай, не случилось. На подворье в Луках несчастье. Но и там токмо люди отошли, — она перекрестилась, — упокой Господь их душу. Добро же, по виду, все на месте. Я для пригляду Тихона оставила. Мыслю Луку из Заречья туда в приказчики соблазнить. Он хозяин толковый, уважаемый. Должен управиться.

— Это хорошо, что справно, матушка, — кивнул Зверев. — Успокоила ты мою душу. А то после твоего письма всякое в голову полезло. Пока добрался, немало мыслями истомился.

Сказал — и сам удивился тому, как успел за минувшие годы пропитаться словами и образами здешнего времени.

— Да, сынок, — со вздохом призналась боярыня. — Только тебя и дожидалась. Хоть глазком глянуть напоследок.

— Та-ак… — Андрей замедлил шаг. — Наверное, я чего-то недопонимаю.

Они как раз вошли в трапезную, и князь Сакульский решительно указал дворне на дверь:

— Закройте с той стороны! Желаю с матушкой побеседовать.

Слуги, опустив головы, заспешили в коридор, толстая сосновая дверь затворилась.

— Ты откушай с дороги, сынок, — указала на кресло во главе стола Ольга Юрьевна. — С утра, поди, крошки во рту не было? Сбитеню горячего испей. Вынести, прости, не догадалась. Спохватилась поздно…